Неповторимое время в летнем лагере или о чем нужно знать каждой девочке. Как выглядят заброшенные лагеря на колыме

Привыкайте к дискомфорту. Даже если вам нравится находиться в лагере, вы, скорее всего, рано или поздно испытаете дискомфорт. В этом случае попытайтесь не обращать на него внимание (смиритесь с ним). Например, в лагере вам могут сниться кошмары, или вам будет трудно уснуть в окружении десятка человек, или вы захотите просто почитать журнал или посмотреть телевизор, но не сможете этого сделать. Поймите, что некоторые негативные аспекты вашей жизни находятся вне вашего контроля, поэтому смиритесь с ними и сосредоточьтесь на чем-то позитивном.

• Естественно, никому не нравятся комары, но жалобы не избавят вас от них. Вместо этого поищите практическое решение проблемы, например, используйте спрей от насекомых или установите противомоскитные сетки.

Больше года тысяча переселенцев из Луганска и Донецка живет в лагере с советским названием Пионер в 70 км от Ростова. Многие из них вернулись в это не самое радостное место, вдоволь помыкавшись по России .

"А здесь что ждет? Ребенок за год пять школ поменял, это нормально? - Ольга, средних лет беженка из Шахтерска, импульсивно машет руками, поочередно указывая на детей, крутящихся возле нее. - Как она может нормально учиться? Только к одной школе привыкает, нас в другие ПВРы (пункты временного размещения - НВ) перекидывают. Что это? Один плюс, что кормят нас здесь".

Я стою возле входа в столовую на территории лагеря с названием из прошлого - Пионер - в поселке Дмитриадовка, что в 10 километрах езды от российского Таганрога, и выслушиваю удивительные истории скитаний по российским городам и деревням тех, кто в разгар войны выехал из Донбасса в Россию.

Ольга вернулась в таганрогский ПВР из Орла, где ей предлагали оформить временное убежище. После разъездов российская действительность в ее голове ассоциируется со словом "безысходность". "Я рада, что мы оттуда приехали. Мы в Орле полгода жили, там ничего нет. Для таких, как мы, работы практически нет. Медсестра, к примеру, получает 6 тысяч рублей (около 2 тыс. грн - НВ). Аренда квартиры - 15-20. Как прожить одной с двумя детьми?" - вздыхает она и добавляет: при первой возможности вернется в Шахтерск.

А что там у вас - уже спокойно? - спрашиваю ее.

У нас там ДНРовцы, работы нет, зарплаты нет, голод, - говорит Ольга, чем заставляет меня задать еще один вопрос.

И что вы там будете делать?

А что я тут делаю?

Там - дом, там - все. "Как-то будем жить". "Как-то люди живут".

Она опускает глаза.

Рядом с нею - "вынужденная сибирячка" Наталья, выехавшая в Россию из Киевского района Донецка, прилегающего к самому донецкому аэропорту. "Сибирячка" - потому что ее семья познала все прелести переселенческой жизни у черта на куличках. Иначе не назовешь тот поселок, куда ее забросила судьба и российская бюрократия.

"Муж вахтовым методом работал. Жили в пункте временного размещения. Климат ребенку не подошел. Воспалением легких три раза болела, - гладя по голове дочку, откровенничает она. - Это просто нереально. Заработная плата - низкая, квартплата - большая".

Таких здесь - сотни. Испуганных войной, брошенных на произвол судьбы и познавших прелести "русского мира". Точнее, в одном таком лагере Пионер - 940 человек. Каждый со своей "историей любви по-русски". Все - уроженцы Донецкой и Луганской областей. Когда-то - искренне радовавшиеся победе "своего" Виктора Януковича. Потом - аплодировавшие телевизору, показывавшему кадры высадки "вежливых человечков" в Крыму. Потом - выходившие на пророссийские митинги с триколором в руках и скандировавшие "Путин" и "Россия".

За год российская действительность во многих из них поколебала беспрекословную веру в то, что "на Руси жить хорошо". Хотя остаются среди них все еще те, кто, живя в небольших деревянных домиках пять на пять на территории лагеря, все еще ждут и верят, что Россия даст им что-то большее, чем бесплатную гречку на завтрак, обед и ужин.

Сейчас бесплатное питание в столовой и крыша над головой - это все, что получили здесь беженцы из Донецка, Луганска, Горловки, Дебальцево, Макеевки. В остальном большая часть из тех, с кем мне удалось побеседовать, чувствуют себя чужими и изгоями в стране.

Чтобы попасть в Пионер, нужно добраться до Ростова-на-Дону, оттуда на автобусе до Таганрога, а дальше - на такси.

Поток беженцев из Украины летом прошлого года был настолько большим, что многие в ожидании отправки к пункту назначения сутками ночевали в Ростове на железнодорожном вокзале, рассказывает по дороге водитель. Затем их по квотному принципу раскидывали по городам и весям Российской Федерации. Пункты временного проживания в приграничных Белгородской и Ростовской областях были забиты под завязку, потому новые волны переселенцев направляли в дали-дальние.

Наконец, подъезжаем к детской здравнице. На воротах надпись - Пункт временного размещения. Зайти внутрь не представляет особого труда.

Одним из первых встречаю парня со скучающим видом в футболке с изображением медведя и надписью "Я - русский". Русским он только хочет быть, на самом деле - из украинского Донецка. Весь его вид - живое воплощение призрачности и неспешности переселенческой жизни. Он не особо разговорчив. Удается узнать только то, что какого-либо статуса в России он до сих пор не получил, намеков на работу - тоже нет.

Ничего, документы переоформлю, может трудоустроюсь, - неторопливо отвечает "русский медведь" с украинскими корнями.

В 100 метрах от него на крыльце небольшого "пионерского" домика замечаю мужчину и женщину, лузгающих семечки в алюминиевое ведро. Семейная пара из Донецка, уже год с хвостиком живут в этом детском лагере.

Что здесь - нормальные условия? - спрашиваю.

Да ну так, - отмахивается мужчина, отсыпая в ладонь новую порцию семечек. Его вторая половина в это время внимательно рассматривает меня, словно что-то подозревает. Я объясняю, что сам из Донецкой области, после чего получаю право продолжить разговор. Мы говорим о жизни и о своих, донецких.

Из Горловки, Енакиево, Дебальцево есть здесь?

Конечно. В этом лагере под тысячу переселенцев. Он здесь самый большой, кого только нет. Почти все города Донецкой и Луганской областей представлены.

А кто вас кормит? Проживание, питание?

Все бесплатно, - слегка улыбаясь, вступает, наконец, в разговор женщина. Мой следующий вопрос их еще больше смешит.

А за чей счет?

С работой туго?

Ну да, - уже без смеха. Как-то обреченно рассказывают, что кроме "шабашек" на день-два, никто их серьезно не воспринимает переселенцев как работников. Поэтому чтобы заработать пару-тройку тысяч рублей, приходится включать фантазию.

В следующем домике история повторяется. Одна из его обитательниц, молодая девушка, жалуется, что практически все украинские беженцы в России бесправные, по украинским документам работодатели не готовы их трудоустраивать.

Принявшие их русские тоже жалуются на свалившихся им на голову славянских братьев - украинские переселенцы, мол, строчат жалобы на персонал лагеря, рассказывают мне повара в лагерно столовой.

Если бы только ели много, еще и ругаются с нами. Жалобы в прокуратуру, - возмущается повариха.

Я интересуюсь у поваров - на что, собственно, жалуются мои земляки?

На все. На то, что условий здесь нет никаких… на все жалуются... Надоели уже, - взмахивая руками, говорит повариха.

В одной из комнат знакомлюсь с молодой мамой из Горловки. Она уже полгода как на чемоданах: то соберет, то разберет. Решение о том, возвращаться домой или нет, принимает, ориентируясь на российские телеканалы.

Мы только засобираемся домой - а по телевизору покажут, что там творится, и не хватает смелости назад возвращаться. И распаковываем чемоданы, - вздыхает она, поглядывая на играющую рядом у кровати дочку.

Ее соседка по комнате вышла в коридор убаюкивать в коляске малыша. Он родился уже здесь, в России, но такой же бесправный, как и его мама-беженка.

Что на детей вообще ничего не дают? - спрашиваю у нее.

Ну как? Мы ведь граждане другой страны, - удивляется она вопросу и продолжает: Здесь, в России, вроде как выплачивать нам собиралось "ДНР".

И что - неужели платит? - не веря своим ушам, переспрашиваю я.

Конечно, нет.

И как вы живете?

Ну как - кто-то что-то дает, - невнятно бормочет она себе под нос.

После бесед с десятком беженцев, я понимаю, что с работой здесь из почти тысячи людей повезло единицам. В числе везунчиков - сын и зять горловчанки Людмилы Николаевны. Оба нашли работу, на жизнь хватает.

Как ваши устроились? Какие у них документы?

Да никакие, по украинским документам их взяли, - говорит она, стоя в дверном проеме своей комнаты.

Неофициально взяли?

Людмила Николаевна рассказывает, что периодически ездит домой. В основном, чтобы снять украинскую пенсию и убедиться, что жизни в "ДНР" еще нет.

Там работы для молодежи нет. Мы чего ездим? Ради пенсии. Получили - и назад. А работы там, в Горловке, нет.

А кто там сейчас главный?

Да какого-то нового поставили из Енакиево. Нашего почему-то хоп и сняли, - женщина хлопает в ладоши. Имен-фамилий мэров-самозванцев, правящих в ее родном городе, она не знает.

В Пионере очень много "возвращенцев". Так здесь называют семьи, которые вернулись из других регионов России назад в Ростовскую область. Их рассказы - о том, что "шик и блеск" жизни в России заканчивает, едва отъедешь на пять километров от областного центра. Дальше начинается - безнадега.ру со всеми ее атрибутами - безденежьем, низкими зарплатами, высокими ценами на аренду жилья, облупившими от сырости стенами в квартирах и заплеванными подъездами.

Собственно, той же красоты и благополучия хватает и во многих украинских городах. Только многие из тех, кто из украинской Макеевки или Луганска отправился в российскую действительность, представляли ее - другой: побогаче, порадушнее, с хорошей работой и более сытым бытом. Крохотные домики Пионера - живое свидетельство того, что большинству из этих ожиданий не суждено было сбыться. Зато после сибирских деревень и орловских поселков не страшно возвращаться в богом забытый Шахтерск.

Ночные костры, дискотеки под открытым небом, слезы в подушку и переживания из-за мальчишек, тоска по дому – и еще много-много всего, веселого и не очень, можно вспомнить из того, что «живет» вместе с девчонками в летнем лагере.

Невозможно описать всех чувств и эмоций, которые возникают изо дня в день в суете этой жизни. Да, кто не был в лагере, тому сложно представить и поверить, насколько необычно и неповторимо это летнее время.

Девочки-подростки, безусловно, уезжают на отдых в лагерь за новыми впечатлениями, знакомствами, для того, чтобы убежать от контроля родителей и почувствовать свободу.

И это, быть может, в их возрасте правильно. Но, как всегда есть несколько НО, о которых нужно помнить, окунаясь в мир летней жизни.

Прежде всего, речь пойдет о заселении

Жить в комнате с девочками, которых, как говорится, не перевариваешь на дух, никак нельзя. Это испортит всю смену в лагере и принесет только лишь негативное настроение и постоянное напряжение, да и до ссор и выяснений отношений будет недалеко.

Поэтому, случись такое, обязательно нужно поставить в известность воспитателя-вожатого отряда. Летние лагеря, конечно, есть разные и условия пребывания в них также отличаются, но ведь из каждого положения есть выход.

Безусловно, уберечь себя от знакомств с мальчишками, кокетливых взглядов никак не получится.

В лагере всегда возникают симпатии . И это естественно. Девочкам нравятся мальчики, а мальчишкам нравятся девчонки, в этом то и вся прелесть летней жизни. И от этого никуда не убежишь. Главное – не терять голову .

Приятно осознавать, что кого-то радуешь своим присутствием, что есть для кого улыбаться, строить глазки, но влюбляться до безумия не стоит, тем более если мальчишка еще не из твоего города.

Ведь это не последняя , хотя на тот момент будет казаться, что такое больше не повториться. Будут слезы при , телефонные звонки, переписка, но потом все само собой уляжется, незаметно для тебя самой.

Не стоит забывать и о своей безопасности

Ведь вокруг, как правило, полно будет незнакомых людей. Это потом, познакомившись поближе и по духу и взглядам жизни, ты сможешь определить свой круг общения.

Но и после этого, следует остерегаться незнакомых, как взрослых, так и подростков. Также не стоит без сопровождения вожатого выходить за пределы лагеря либо же тайно убегать на местные дискотеки или просто на прогулку.

Это будет большим риском для жизни и обязательно обернется против тебя. О таком поведении будут поставлены в известность родители и школа, а значит, шансов уехать в следующий раз в лагерь практически не останется.

Всем понятно, что девочек привлекают более взрослые мальчишки, а не их ровесники. Они старше, смелее, интереснее.

Но, подобные знакомства также могут таить в себе злой умысел и нехороший финал. Нужно быть очень осторожной при возникновении таких симпатий.

И как бы ни было много свободы, дурманящей радости от новых впечатлений никогда не нужно выходить за рамки приличия в поведении, в своих манерах, в отношениях с окружающими людьми.

Нужно всегда оставаться милой, юной и немножко загадочной для своих поклонников. И тогда отдых в летнем лагере оставит только лишь приятные воспоминания.

October 13th, 2014 , 07:10 pm

Итак, друзья, на днях наша компания возвратилась из короткого, но безумно яркого путешествия по Колыме. Впечатлений от поездки столько, что в двух словах и не передашь. Словно на другой планете оказался, почти без преувеличения. Так что, буду постепенно рассказывать в фотоотчётах, пока всё это в голове только укладывается.

А сегодня я расскажу об одном из самых брутальных и сумрачных мест той самой "Призрачной Колымы" - о руднике и обогатительной фабрике «Днепровский», подчиненным в своё время Береговому Лагерю Управления ИТЛ Дальстроя и ГУЛАГа. Основан он был летом 1941 г., работал до 1955 г. и добывал олово. Основной рабочей силой Днепровского являлись осуждённые по различным статьям УК РСФСР и других республик Советского Союза.

Даже сегодня здесь можно обнаружить множество остатков жилых и производственных построек. В частности, в поселке, находившемся поблизости - в основном дома по типу русских изб, а в рабочей и лагерной зонах - часть дробильной фабрики с большими отвалами руды, лагерные вышки, колючая проволока разные другие осколки тяжёлого прошлого.

1. Рано утром мы собрались и оккупировали так называемую "вахтовку" - специальный автобус на базе КАМАЗа повышенной проходимости, призванную провезти нас свыше 300 км и далеко не всегда по дорогам. Вот Саша alexcheban .

2. А вот пока ещё сонный, но уже добравшийся до ноутбука Дима dimabalakirev .

3. Руководящая и направляющая роль в этой миниэкспедиции принадлежит конечно же магаданцу Александру alkrylov .

4. А это та самая супервахтовка. Дима Балакирев был весьма доволен, когда узнал, что её кузов произведён в его родном Челябинске.

5. Проходимость и мощь этого монстра просто поразительны. Грузовик способен передвигаться чуть ли не вплавь, штурмовать крутые горы, снежные завалы и прочие препятствия. Иногда становилось просто страшно, что мы застрянем или кувырнёмся с обрыва, но машина всегда отлично справлялась с любыми задачами. Конечно, отдельное спасибо опытнейшему водителю.

6. Наконец, миновав около 300 км и потратив на дорогу более пяти часов, мы оказываемся в месте дислокации лагеря. Здесь уже вовсю лежит снег, температура уходит в минус, а ведь ещё только начало октября.

7. Зимой здесь температура воздуха легко преодолевает пятидесятиградусную отметку. Представляете, какова здесь была жизнь и каторжный труд заключённых? Вот и я не представляю.

8. Компания блогеров пытается скрасить минорное настроение здешних мест. На фото Василий vasneverov пробует что-то станцевать.

9. Вася, Саша и Дима.

10. Саша Крылов и Сергей feelek Филинин.

11. По пути следования попадается множество артефактов тех времён.

12. Печка, шконка и стол.

13.

14. Что это?

15. Вот всё, что осталось от бедного Снуппи ЗиС-5.

16. Вода кое-где уже замёрзла.

17. А кое-где ещё нет.

18. На сопках хорошо видны шурфы, заметные по отвалам породы на склонах.

19. Наконец начали появляться ещё сохранившиеся деревянные конструкции, служившие местом добычи породы. Здесь она перебрасывалась в тачки, которые заключённые и перевозили.

20. Вот что рассказывают о жизни и адском лагерном труде Пётр Демант и Всеволод Пепеляев, отбывавшие срок в Днепровском.

"«Студебеккер» въезжает в глубокую и узкую, стиснутую очень крутыми сопками долину. У подножия одной из них мы замечаем старую штольню с надстройками, рельсами и большой насыпью - отвалом. Внизу бульдозер уже начал уродовать землю, переворачивая всю зелень, корни, каменные глыбы и оставляя за собой широкую черную полосу. Вскоре перед нами возникает городок из палаток и нескольких больших деревянных домов, но туда мы не едем, а сворачиваем вправо и поднимаемся к вахте лагеря.
Вахта старенькая, ворота открыты настежь, заграждение из жидкой колючей проволоки на шатких покосившихся обветренных столбах. Только вышка с пулеметом выглядит новой - столбы белые и пахнут хвоей. Мы высаживаемся и без всяких церемоний заходим в лагерь." (П. Демант)

21. "Название свое «Днепровский» получил по имени ключа - одного из притоков Нереги. Официально «Днепровский» называется прииском, хотя основной процент его продукции дают рудные участки, где добывают олово. Большая зона лагеря раскинулась у подножия очень высокой сопки. Между немногими старыми бараками стоят длинные зеленые палатки, чуть повыше белеют срубы новых строений. За санчастью несколько зеков в синих спецовках копают внушительные ямы под изолятор. Столовая же разместилась в полусгнившем, ушедшем в землю бараке. Нас поселили во втором бараке, расположенном над другими, недалеко от старой вышки. Я устраиваюсь на сквозных верхних нарах, против окна. За вид отсюда на горы со скалистыми вершинами, зеленую долину и речку с водопадиком пришлось бы втридорога платить где-нибудь в Швейцарии. Но здесь мы получаем это удовольствие бесплатно, так нам, по крайней мере, представляется. Мы еще не ведаем, что, вопреки общепринятому лагерному правилу, вознаграждением за наш труд будут баланда да черпак каши - все заработанное нами отберет управление Береговых лагерей." (П. Демант)

22. "Плотники делали бункер, эстакаду, лотки, а наша бригада устанавливала моторы, механизмы, транспортеры. Всего мы запустили шесть таких промприборов. По мере пуска каждого на нем оставались работать наши слесари - на главном моторе, на насосе. Я был оставлен на последнем приборе мотористом." (В. Пепеляев)

23. "Работали в две смены, по 12 часов без выходных. Обед приносили на работу. Обед - это 0,5 литров супа (воды с черной капустой), 200 граммов каши-овсянки и 300 граммов хлеба. Моя работа - включи барабан, ленту и сиди смотри, чтобы все крутилось да по ленте шла порода, и все. Но, бывает, что-то ломается - может порваться лента, застрять камень в бункере, отказать насос или еще что. Тогда давай, давай! 10 дней днем, десять - ночью. Днем, конечно же, легче. С ночной смены пока дойдешь в зону, пока позавтракаешь, и только уснешь - уже обед, ляжешь - проверка, а тут и ужин, и - на работу." (В. Пепеляев)

24. "В долине работало восемь промывочных приборов. Смонтировали их быстро, только последний, восьмой, стал действовать лишь перед концом сезона. На вскрытом полигоне бульдозер толкал «пески» в глубокий бункер, оттуда по транспортерной ленте они поднимались к скрубберу - большой железной вращающейся бочке со множеством дыр и толстыми штырями внутри для измельчения поступающей смеси из камней, грязи, воды и металла. Крупные камни вылетали в отвал - нарастающую горку отмытой гальки, а мелкие частицы с потоком воды, которую подавал насос, попадали в длинную наклонную колодку, мощенную колосниками, под которыми лежали полосы сукна. Оловянный камень и песок оседали на сукне, а земля и камушки вылетали сзади из колодки. Потом осевшие шлихи собирали и снова промывали - добыча касситерита происходила по схеме золотодобычи, но, естественно, по количеству олова попадалось несоизмеримо больше." (П. Демант)

25. "«Днепровский» не был новым местом. Во время войны здесь находился рудный участок прииска «Хета», расположенного на трассе в тридцати километрах. Когда в сорок четвертом году олово для государства оказалось менее важным, чем золото, участок закрыли, бараки скоро пришли в негодность, дороги позарастали травой и только в сорок девятом горные выработки расконсервировали и стали вдобавок вскрывать полигоны, чтобы промывать оловянный камень на приборах." (П. Демант)

26. "Ночи здесь почти нет. Солнце только зайдет и через несколько минут уже вылезет почти рядом, а комары и мошка - что-то ужасное. Пока пьешь чай или суп, в миску обязательно залетит несколько штук. Выдали накомарники - это мешки с сеткой спереди, натягиваемые на голову. Но они мало помогают." (В. Пепеляев)

27. "В зоне все бараки старые, чуть-чуть подремонтированы, но уже есть санчасть, БУР. Бригада плотников строит новый большой барак, столовую и новые вышки вокруг зоны. На второй день меня уже вывели на работу. Нас, трех человек, бригадир поставил на шурф. Это яма, над ней ворот как на колодцах. Двое работают на вороте, вытаскивают и разгружают бадью - большое ведро из толстого железа (она весит килограммов 60), третий внизу грузит то, что взорвали. До обеда я работал на вороте, и мы полностью зачистили дно шурфа. Пришли с обеда, а тут уже произвели взрыв - надо опять вытаскивать. Я сам вызвался грузить, сел на бадью и меня ребята потихоньку спустили вниз метров на 6-8. Нагрузил камнями бадью, ребята ее подняли, а мне вдруг стало плохо, голова закружилась, слабость, лопата падает из рук. И я сел в бадью и кое-как крикнул: «Давай!» К счастью, вовремя понял, что отравился газами, оставшимися после взрыва в грунте, под камнями. Отдохнув на чистом колымском воздухе, сказал себе: «Больше не полезу!» Начал думать, как в условиях Крайнего Севера, при резко ограниченном питании и полном отсутствии свободы выжить и остаться человеком? Даже в это самое трудное для меня голодное время (уже прошло больше года постоянного недоедания) я был уверен, что выживу, только надо хорошо изучить обстановку, взвесить свои возможности, продумать действия. Вспомнились слова Конфуция: «У человека есть три пути: размышление, подражание и опыт. Первый - самый благородный, но и трудный. Второй - легкий, а третий - горький».
Мне подражать некому, опыта - нет, значит, надо размышлять, надеясь при этом только на себя. Решил тут же начать искать людей, у которых можно получить умный совет. Вечером встретил молодого японца, знакомого по магаданской пересылке. Он мне сказал, что работает слесарем в бригаде механизаторов (в мехцехе), и что там набирают слесарей - предстоит много работы по постройке промприборов. Обещал поговорить обо мне с бригадиром." (В. Пепеляев)

28. "В конце лета «ЧП» - побег трех человек из рабочей зоны. В отступление от закона, одного так и не вернули: ни живого, ни мертвого. Про второго я уже писал: привезли избитого в БУР, а потом - в штрафную бригаду. Бригадирствовал там Зинченко, который, говорят, у немцев был каким-то палачом. Но здесь он плохо кончил. Его в одну прекрасную ночь зарезал молодой зэк. И сделал это строго по лагерным законам: сначала разбудил, чтобы знал - за что, потом прикончил и спокойно пошел на вахту, сдал нож. Режим усилили, на вышках появились пулеметы. Ходят все нервные, злые. У некоторых от безысходности появились мысли о самоубийстве. Мороз, снег с ветром. Подходит к бригадиру отчаявщийся зэк и просит: «Сделай доброе дело, вот топор - отруби мне пальцы. Я сам не могу, не хватает мужества, а ты, я вижу, сможешь. Я скажу, что сам». Показывает снятую с себя рубашку, чтобы потом завязать руку. Бригадир чуть подумал и говорит: «Клади руку вот на это бревно и отвернись». Тот отвернулся, закрыл глаза. Бригадир повернул топор и обухом ударил по двум пальцам, завернул руку бедолаги в тряпку и отправил в зону. Там он пролежал в стационаре пару дней и дней 10 «кантовался» в зоне, подправился и благодарил бригадира за хитрость, за то, что сохранил руку." (В. Пепеляев)

29. "В зале компрессорной, в которой установлены два старых танковых мотора и американский передвижной компрессор, собралась толпа - зеки и вольные взрывники. Подхожу - спиной к стене стоит невысокий кряжистый старик. Лоб у него в крови, нос разбит. Старик угрожающе размахивает коротким ломом. Трое механизаторов в замасленных спецовках-обслуга компрессора-тщетно пытаются подобраться к нему..." (П. Демант)

30. "Санчасть переполнена, участились травмы на работе - кому глыба ногу придавила, кто попал под взрыв, а скоро и первый покойник - веселый Петро Голубев, который так надеялся скоро увидеть свою семью. Умер от желтухи, потому что не было лекарства и достаточно сахара. Его увезли на машине (конечно, самосвале) за восьмой прибор, там он стал правофланговым, за ним со временем выросло целое кладбище - на каждой могиле кол с номером. «Клеопатра» (гл.врач) сутками не выходила из санчасти, но и она была бессильна - лекарств для «изменников родины» не давали!" (П. Демант)

31. "В сотне шагов от конторы, тоже на косогоре, белело новое здание компрессорной, за ней стоял большой бункер, в который ссыпали руду из шестой, самой богатой штольни. Там автодорога поворачивала за сопку на второй участок, где руду спускали по бремсбергу- вагонетками. Возле бункера находилась хорошо заметная яма, нам становилось немного не по себе, когда мы проходили мимо: это был выход пятой штольни, которая обвалилась в апреле 1944 года, похоронив целую бригаду, по рассказам, около тридцати заключенных." (П. Демант)

32. "Первый год на прииске прошел бурно и был полон неожиданностей. Геологи часто попадали впросак с прогнозами, громадные полигоны не всегда оправдывали надежды, зато случайно люди иногда натыкались на невероятно богатые места. Вольнонаемные рыскали по полигонам и часто приносили касситеритовые самородки весом в десятки килограммов, за них хорошо платили. Один раз на транспортерную ленту прибора попала пятипудовая глыба. Зек, который принял ее за простой камень и тщетно пытался столкнуть, остановил ленту. Неожиданно рядом оказался Грек, он увез находку на самосвале, пообещав бригадиру:
- Я вас, хлопцы, не обижу!
Вскоре на приборе появился Хачатурян и обругал бригаду на чем свет стоит:
- Идиоты, такой кусок отдали! Я бы неделю вас без нормы кормил, да еще курева привез...
Энергию отключили, ребята сидели на транспортере и по очереди курили собранную из окурков самокрутку.
- Не могли иначе, гражданин начальник, - сказал бригадир." (П. Демант)

33. "Жаль, что я не запомнил фамилии многих интересных людей, с кем пребывал в лагере. Даже фамилию начальника лагеря не помню. Только его прозвище - «Буквально». Запомнилось потому, что он где надо и не надо вставлял в разговоре это слово. А запомнился он еще и потому, что действительно заботился о быте зэков в лагере. При нем построили хорошие бараки без общих нар, а с отдельными, на 4 человека; также просторную баню-прачечную, кухню, столовую. Самодеятельность при нем расцвела - почти ежедневно кино, иногда концерты, духовой оркестр. Все это немного отвлекало нас от жуткой действительности. Около выхода из лагеря на большом стенде с названием «Когда этому будет конец?» сообщалось о разных недостатках в работе лагеря, и я, помню, каждый раз, проходя мимо, вполне законно, громко говорил: «Когда же этому будет конец?»" (В. Пепеляев)

34. "Вся сопка напротив конторы была покрыта извлеченной из недр пустой породой. Гору будто вывернули наизнанку, изнутри она была бурой, из острого щебня, отвалы никак не вписывались в окружающую зелень стланика, которая тысячелетиями покрывала склоны и была уничтожена одним махом ради добычи серого, тяжелого металла, без которого не крутится ни одно колесо, - олова. Повсюду на отвалах, возле рельс, протянутых вдоль склона, у компрессорной копошились маленькие фигурки в синих рабочих спецовках с номерами на спине, над правым коленом и на фуражке. Все, кто мог, старались выбраться из холодной штольни, солнце грело сегодня особенно хорошо - было начало июня, самое светлое лето." (П. Демант)

35. "Пришел март 1953 года. Траурный всесоюзный гудок застал меня на работе. Я вышел из помещения, снял шапку и молился Богу, благодарил за избавление Родины от тирана. Говорят, что кто-то переживал, плакал. У нас такого не было, я не видел. Если до смерти Сталина наказывали тех, у кого оторвался номер, то теперь стало наоборот - у кого не сняты номера, тех не пускали в лагерь с работы.
Начались перемены. Сняли решетки с окон, ночью не стали запирать бараки: ходи по зоне куда хочешь. В столовой хлеб стали давать без нормы, сколько на столах нарезано - столько бери. Там же поставили большую бочку с красной рыбой - кетой, кухня начала выпекать пончики (за деньги), в ларьке появились сливочное масло, сахар. Начальник режима (эстонцы называли его «начальником прижима») ходит по зоне - улыбается, ему, наверное, делать нечего, не за что наказывать. Некоторые зэки с 58-й статьей с видимым удовольствием стали употреблять блатной жаргон, вставляя в разговор слова «чернуха», «параша», «вертухай», «попка»...
Пошел слух, что наш лагерь будут консервировать, закрывать. И, действительно, вскоре началось сокращение производства, а потом - по небольшим спискам - этапы. Много наших, и я в том числе, попали в Челбанью. Это совсем близко от большого центра - Сусумана." (В. Пепеляев)

36. Вот такие необыкновенные истории, заставляющие чуть ли не содрогаться и поражаться нечеловеческой стойкости людей, сумевших пережить весь этот ад.

37. Лишь уносимые неумолимым течением времени остатки строений пока ещё заметны редким гостям.

38. Как нити старой одежды - тлея и растворяясь на неподвижных телах сопок.

39. Вот, кстати, поразительно - какие же причудливые сооружения создавали местные зодчие, используя практически одно дерево! Например, здесь когда-то был лифт, ведущий в шахту.

40. Но всё постепенно исчезает, закрывая одну из самых невесёлых страниц нашей истории.

41. И лишь молчащая природа остаётся прежней.

42.

Вот так. Продолжение следует!